Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

9 комментариев
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

5 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

15 комментариев
22 июля 2010, 16:00 • Авторские колонки

Владимир Мамонтов: Про движуху

Владимир Мамонтов: Про движуху

Представьте себе лазер размером с это помещение. А молодые ядерщики предлагали за 45 миллионов сделать лазер тех же параметров, но размером... ну, с чемодан. Я задал самый глупый из возможных вопросов: «А зачем?»

На Селигере в погоду неумолимо жаркую, плавясь, слушал парня по имени Андрей Крот. Он говорил быстро, потому что меня тянула за руку коллега по Общественной палате Ирина Плещева: программа была насыщенная, а еще хотелось до вечера успеть в Нилову пустынь, за 100 рублей подняться на колокольню и увидеть святое русское 3D. Синее, золотое, щемящее. Которое мне периодически надо видеть, и за которым я отправляюсь то в Лужецкий под Можайск, то в Борисо-Глебский в Торжок, то в Серпухов, в неласковый Высоцкий, куда так просто не пускают, ну или хоть к Бухвостову в Уборы.

Вот ничего у них нельзя, потому что или все уже было, или все уворуют. Они не понимают... Они не понимают, что важна движуха! Без движухи ничего не будет!

Виды там разные, и люди разные встречаются, и мысли приходят всякие. Но индикатор подсевшей моей батареи весело набирает столбиков в тех местах. Где в бору у старых стен стволы сосен льются с неба. Отвесно, неслышно. Словно слепой дождь.

Суть сказанного Андреем: они из города Сарова, молодые дарования Российского федерального ядерного центра. Представьте себе лазер размером с это помещение. Андрей обвел рукой пространство внутри объемистой палатки, где человек 200 молодых ученых демонстрировали свои изобретения: мобильный бетонный завод, электронного паука, умеющего переваливаться через чемодан, экран из тумана, на котором Морган Фримен довольно явственно давал кому-то в рыло. Экран слегка курчавился и за рамками кадра истончался, как седое тургеневское утро.

А молодые ядерщики предлагали за 45 миллионов сделать лазер тех же параметров, но размером... ну, с чемодан. Паук испуганно замер. Я задал самый глупый из возможных вопросов:

– А зачем?

Оказалось, надо. И есть десять причин, по которым надо до зарезу. Ирина сделала свирепое лицо и постучала по циферблату часов. Крот заговорил еще быстрее. 25 миллионов им уже выделил Чубайс, который у нас давно в ответе за превращение Гулливера в лилипута и пока справляется. А вот на 20 миллионов надо найти инвестора. Поможете?

Я невнятно обещал. Но тут к разговору присоединился человек в очках, взявшийся неизвестно откуда.

– У американцев уже есть лазер размером с чемодан. Даже с портсигар, – сказал он. – Надо просто его купить. Обойдется дешевле.

У Крота сжались кулаки. Очкарик походя отправил в бездонную мусорную корзину Всероссийскую школу по лазерной физике и лазерным технологиям, которая работает уже много лет, а также светлые юные души будущих Эйнштейнов и Курчатовых. Туда же полетели РФЯЦ-ВНИИИЭФ, ИОФ РАН, ИПФ РАН, МФТИ, РФФИ, ну и ГКАЭ. Опали разноцветные палатки Селигера, лица Медведева с Путиным на гигантских плакатах враз выцвели; шесть тысяч живых, веселых, толковых и пока еще молодых людей состарились, спились и уехали в Соединенные Штаты Северной Америки. Больше скажу: пожухла и облетела позолота с куполов в Сарове и Ниловой пустыни, обмелело озеро у Архиерейской пристани. Заплакали даже мужики, живущие копчением угря и сбором ягод вдоль расплавленной дороги. И только Морган Фримен продолжал как ни в чем не бывало утюжить противника.

– Я вам скажу, как все будет, – человек в очках достал из кармана бутылку ледяного пива, свинтил крышку и без особой надежды глянул на донышко. Вздохнул. Машины не было. Из другого он достал копченого судачка и ловко разделал, разложив спинку с брюшками прямо в нагретом воздухе. – Они получат деньги. Половину уворуют, откатят – неважно. Потом они срисуют американский лазер, только хуже. Потом их поймают на неправомерном использовании патентованных изобретений, – тут он прервался, отпил пивка, пожевал спинку и вытер руки о мою рубаху. – Но, допустим, они на остальние все ж таки... чего-то... Даже для опытного образца надо специальное производство. А его в 90-е смололи в наночастицы.

– Кто? – задал я второй глупый вопрос за последние пять минут.

– Чубайс, кто ж еще, – ответил человек в очках, утробно хлюпая, допил пиво и дематериализовал судачковые косточки. – Проще купить. А еще проще купить то, чего мы хотим сделать этим лазером. Обойдется дешевле. Мы чего им хотим сделать? Пометки на пробках?

Крот открыл было рот, но Ирина, коллега по Общественной палате, сделала это первой. Выслушав ее, очкарик побледнел, как от крестного знамения, и растворился вслед за останками судачка. Позолота восстановилась. Палатки вздыбились снова. Мозги вернулись. Крот разжал кулаки. Мы попрощались.

– Вот все у них так, – сказала Ирина, когда мы шли мимо кладбища – там под черными крестами спали отечественные изобретения, которые довели до ума и использовали не мы: лампочка, телевизор. – Вот ничего у них нельзя, потому что или все уже было, или все уворуют. Они не понимают... Они не понимают, что важна движуха! Без движухи ничего не будет! Вот этот Крот... Он же весь горит! А он спечется!

Мы повернули на аллею славы: на нас смотрели человек 30 из прошлых смен Селигера, которые не только не спеклись, а добились успехов.

– Ему сейчас объяснят, что можно все купить, и денег не дадут, – продолжала волноваться Ирина.

– Всяко бывает. Интересы страны – они не линейные. Президент вот тоже 50 «Боингов» купил, – сказал я. – И курятины в Америке.

Ирина деликатно промолчала.

Чего же мы хотим сделать этим лазером? Пометки на пробках? (фото: ufl.edu)

Чего же мы хотим сделать этим лазером? Пометки на пробках? (фото: ufl.edu)

– Ха! – услышал я за плечом знакомый голос очкарика. – Так теперь мы еще и «Мистраль» купим. И беспилотников иудейских. Ничего не останется нашего, исконного. Все под нож пустили! Вот вам тут про лазер заливали, – он достал из кармана бутылку ледяной водки, а из другого – свежий огурец. – А мою идею самопроизвольного расщепления пространства даже близко не подпускают к академии. Они собираются на Марс лететь два с половиной года! Чудаки! Дайте мне 45 миллионов – и мы там будем через полчаса. Не верите?

Огурец сам расщеплялся на дольки в нагретом воздухе.

– Вы бы не пили, – сказала Ирина. – У вас дети есть?

– Нет, – горестно ответил очкастый. – Вроде нет.

– Когда у нас с водкой боролись, – сказала Ирина, – было много перегибов. Но и детей народилось много. Хороших таких детей.

– Вы-то откуда знаете? – спросил очкастый, доставая бумажный стаканчик. – Вы ж молодая.

– Да уж знаю, – сказал Ирина. – Мама рассказывала. А если б никто не боролся, не было бы... движухи... то кое-кто бы и не родился вообще. Знаете что? У нас на территории Селигерского молодежного лагеря – сухой закон! Убирайте свой огурец!

– Пожалуйста, – обиделся очкарик и побрел к палатке, где было написано «Изгои Селигера». Оттуда доносилась делано веселое пение нарушителей режима, отторгнутых прогрессивным молодежным сообществом. Мужик скрылся в темной утробе палатки. Хоровое «Вау!» через две секунды донеслось оттуда.

После лекции и ответов на вопросы мы сели на белоснежный катер и полетели по прозрачной селигерской воде к монастырю: члены Общественной палаты, один очень ответственный уполномоченный, главный редактор информационного вещания России и сопровождающие нас симпатичные загорелые лица.

И некоторые вставали прямо в катере, летящем сквозь пронизанный солнцем водяной туман, и, нарушая правила поведения на водах, буквально летели, крестом раскинув руки.

– Я в молодости тоже летал, – учуял я свежий водочный ветер у себя за плечом. – Бывало, встану в грузовике, в кузове, пылища, колдобины, ящики по лодыжкам бьют, а я лечу. Мечтаю, пою.

– Слушай, а как ты огурец в воздухе нарезаешь? Это ж чистая Нобелевка, – спросил я.

– Да черт его знает, – ответил очкастый. – Я, вообще-то, физтех закончил. Подавал надежды. Потом не сложилось. Привидением в лагере работаю. Охолаживаю. Головы-то молодые, горячие. А чудеса только тут удаются. Места святые, наверное.

– Нил-то Столбенский с привидениями демонскими боролся.

– Я не демонское, – обиделся очкарик. – Я так, на полставки.

– Слушайте, тут по утрам так колокола поют! Просто фантастика! – не оборачиваясь, сказала Ирина.

Очкарик вздохнул.

– Тебе не жалко, что жизнь кончается? – спросил он меня, упершись взглядом в летящую фигуру члена Общественной палаты.

– Да ладно, Крот что-нибудь придумает. Вылечит нас лазером.

– Ты оптимист. Ну, бывай, что ли?

Потом я поднялся на колокольню. И с нее увидел все, что хотел.

Плохо, что в Сколково церковь сгорела еще в 1765 году.

..............