Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

13 комментариев
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

6 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

17 комментариев
18 ноября 2010, 16:00 • Авторские колонки

Дмитрий Соколов-Митрич: Вторая безопаснейшая

Дмитрий Соколов-Митрич: Вторая безопаснейшая

У меня есть скромное публичное заявление. Если депутаты все-таки примут изменения в УК об особом статусе журналиста, а со мной потом что-нибудь случится, прошу в моем отношении новые поправки не применять. Дата. Подпись.

Я ненавижу, когда нас называют журналюгами, меня тошнит от рассуждений о «второй древнейшей», мне иногда хочется дать в репу своему собеседнику за презрительно-снисходительный тон, в котором сквозит уверенность в презумпции нашей продажности.

Когда меня с придыханием спрашивают, не боюсь ли я по вечерам заходить в подъезд, я начинаю чесаться от стыда

Но вот к журналистам, кажется, проявили знак большого уважения. В Госдуму внесены поправки, которые ужесточают Уголовный кодекс по отношению к тем, кто захочет нас побить или убить. Когда я услышал об этом, мне захотелось кинуть в телевизор чем-нибудь тяжелым. Потому что теперь те, кто называл нас журналюгами, будут делать это с еще большим моральным правом.

Мне вообще страшно надоели спекуляции на тему героической журналистской профессии. Когда меня с придыханием спрашивают, не боюсь ли я по вечерам заходить в подъезд, я начинаю чесаться от стыда. Потому что вот сейчас мне придется совершенно честно ответить, что не боюсь, и получить в ответ незаслуженный восхищенный взгляд – ну надо же, какой смелый! А когда уважаемые коллеги впадают в очередную публичную истерику типа «Хватит нас убивать!», мне страшно хочется облить их холодным кефиром. Но в последнее время истерик стало столько, что на кефире можно разориться.

Да, я тоже желаю Олегу Кашину* скорейшего выздоровления и требую найти исполнителей и заказчиков этого покушения. Да, меня тоже совершенно не радует, что до сих пор не раскрыто убийство Анны Политковской и множество других подобных преступлений. Но, ребята, давайте не будем спекулировать кровью своих коллег и любой ценой героизировать свой профессиональный облик. В отличие от представителей других профессий, журналист все-таки претендует на объективность. И если мы даже свойства собственной профессии не способны воспринимать адекватно, то как нам верить после этого в более сложных материях?

Прежде чем прочитать следующее предложение, особо впечатлительным стоит присесть. Журналистика – одна из самых безопасных профессий! Да, я правда так считаю! Безопасней, пожалуй, только лифтер и смотритель музейного зала. И то вряд ли.

Нашему профессиональному сообществу фактически предложено окончательно замкнуться в своих интересах. Вступить в права особого сословия

Давайте обратимся к статистическим данным – причем возьмем их не откуда-нибудь, а из рук тех людей, которых трудно заподозрить в занижении масштабов проблемы. Директор Центра экстремальной журналистики Олег Панфилов подойдет? По его данным, с 1991 года в России было убито 300 наших коллег, из них лишь 5–10% – вследствие их профессиональной деятельности. В последние же годы, по мнению Панфилова, журналистов за их профессиональную деятельность убивают один–два раза в год. Но предположим, что мотив, по которым произошло убийство, не всегда удается диагностировать точно, и зададим другой вопрос: сколько вообще наших коллег в России погибают насильственной смертью? Вот статистика за последние пять лет, составленная Фондом защиты гласности: 2010 год – девять погибших, 2009 год – снова девять, 2008 год – пять, 2007 год – восемь, 2006 год – девять. Среди них, правда, хватает людей, которые имеют к журналистике весьма косвенное отношение, но ладно, закроем на это глаза.

Как относиться к этим цифрам? Это много или мало? Если исходить из того, что гибель каждого человека – трагедия, то, конечно, много. Но если не страдать манией профессионального величия и вспомнить, что представители других профессий тоже люди и тоже гибнут, то на фоне общей криминальной статистики наше с вами положение, уважаемые коллеги, более чем завидно.

Попрактикуемся в элементарной гражданской математике. По официальным данным МВД, за год в России совершается более 20 тыс. умышленных убийств плюс 45,5 тыс. случаев нанесения тяжких телесных повреждений, в результате которых умирают еще 15 тыс. человек. Иными словами, около 25 криминальных трупов на 100 тыс. населения. Даже с этим промежуточным показателем Россия входит в пятерку мировых лидеров, уступая лишь некоторым африканским странам. А ведь мы еще не посчитали пропавших без вести, которых каждый год в России более 50 тыс. Рискну предположить, что вместе со всеми побочными эффектами насильственной смертью погибают не менее 30 россиян на 100 тыс. населения в год.

Теперь внимательно смотрим, что такое пять, восемь, девять убитых журналистов на страну. Сколько вообще у нас в стране представителей четвертой власти? В одном только Союзе журналистов более 100 тыс. человек. Плюс Медиасоюз. Плюс подавляющее большинство моих коллег, которые вообще не состоят ни в каких профессиональных сообществах. Я, например, нигде не состою. Сколько же нас всего? Мнения экспертов на этот счет самые разнообразные – некоторые даже умудрились насчитать целый миллион. Но думаю, что ближе к истине цифра порядка 300 тыс., если, конечно, не включать сюда популярных блогеров, а также политиков и общественных деятелей, которые иногда что-то где-то пишут. Хорошо, пусть я даже грешу вдвое, и на самом деле нас 150 тыс. Даже в этом случае мы, журналисты, по степени опасности своей профессии не выдерживаем никакого сравнения со средней температурой по больнице. Быть бизнесменом, милиционером или даже чиновником, не говоря уже о шахтерах и летчиках-испытателях, опасней на порядок.

И это, в общем-то, вполне объяснимо. Безнаказанно убить журналиста гораздо сложнее, чем кого бы то ни было. Огласка обеспечена, повышенное внимание властей весьма вероятно, и даже если на местном уровне рука руку моет, всегда есть опасность, что информационный шум выйдет за пределы местного сообщества. Чтобы идти на такой риск и все-таки стрелять нашего брата, нужно быть либо человеком с очень подвижной психикой, либо оказаться в ситуации, когда цена вопроса слишком велика.

Я, наверное, какой-то не такой, но мне за 15 лет моей карьеры не только не приходилось испытывать реальных проблем с безопасностью, но даже мало-мальски серьезных угроз не поступало. Хотя и больших людей обижать приходилось, и не в свое дело лезть, и еще много чего. Возможно, все дело в том, что я соблюдал элементарные правила предосторожности: 1. Всегда и везде оставаться только журналистом, не впутываться в чужие политические и экономические игры; 2. Стремиться к объективности, поскольку даже недовольный репортажем герой готов смириться, если видит, что его не просто развели, как дурачка, а искренне пытались понять; 3. Ни в коем случае не раскрывать перед героями результат своей работы до публикации, чтобы не спровоцировать их на неадекватные действия ради предотвращения выхода нежелательного текста в свет.

Это я к тому, что в нашей профессии, как и в любой другой, гибнут не только герои, но и непрофессионалы. Говорю это не для того, чтобы оскорбить память погибших коллег, а дабы предотвратить новые трагедии.

И все-таки я, пожалуй, наврал, когда сказал, что совсем не боюсь заходить в подъезд. Наверное, все-таки боюсь. Но я опасаюсь получить по башке не как журналист, а как человек. И дурацкая инициатива наделить нас особым юридическим статусом меня несильно успокаивает. Более того, она меня страшно раздражает. Потому что нашему профессиональному сообществу фактически предложено окончательно замкнуться в своих интересах. Вступить в права особого сословия. Пополнить ряды людей с юридическими мигалками. Можете считать меня быдлолюбом, но я так не могу и не хочу. Я считаю, что журналист обязан быть в числе людей обыкновенных. И у меня есть по этому поводу скромное публичное заявление. Если депутаты все-таки примут изменения в УК, а со мной потом что-нибудь случится, прошу в моем отношении новые поправки не применять. Дата. Подпись.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом

..............