Дмитрий Соколов-Митрич: Чё лыбишься?!

Вот американская журналистка Меган Стэк всего 7 месяцев живет в России, а уже разглядела. На днях газета Los Angeles Times опубликовала ее впечатления от московской подземки. Впечатления местами весьма маньячные: порой кажется, что еще пара предложений – и из-за бронзового пограничника на станции «Площадь Революции» вылезет медведь и бросится под поезд. Но если разделить на шестнадцать те эпизоды, в которых автор становится жертвой антироссийских стереотипов, то есть над чем задуматься, причем не только руководству столичной подземки.

Я, например, больше всего задумался вот над этим: «Как-то я пожаловалась своей преподавательнице русского:
– Я нигде в мире не видала, чтобы люди были так мрачны. На дорогу из дома сюда я трачу час, и за это время я не видела ни одного улыбающегося мне человека. Ни одного!
– А что, в других странах люди все время ходят и улыбаются? – недоверчиво сказала она.
– Вообще-то да, – сказала я.
– В Ираке? В Ираке улыбаются? – она твердо решила сбить меня, докопаться до истины.
– Да, – сказала я. – Иракцы много улыбаются.
– Это, – сказала она, презрительно искривив губы, – очень странно».

Мы считаем, что лучше честно нахамить ближнему, чем улыбнуться ему вашей поддельной американо -европейской улыбкой

Наблюдение, конечно, гиперболизированное, но по сути верное. Мы действительно одна из самых неулыбчивых наций в мире – это подмечают все иностранцы, впервые приезжающие в Москву. Мой знакомый кореец (южный) Ли Хен Мо первые пару недель своего пребывания в России заходил в вагон метро как в комнату смеха. «Я им улыбаюсь, а они вздрагивают, хмурятся и отводят взгляд, – рассказывал он мне о своих впечатлениях. – Некоторые даже зажмуриваются. Как будто они видят перед собой не улыбку, а дуло крупнокалиберного пулемета». И спорить с таким мнением, пожалуй, готовы лишь те из нас, кто никогда не пользовался загранпаспортом. Попробуйте улыбнуться незнакомому человеку в Нью-Йорке, Париже, Сеуле, Йокогаме, Рио-де-Жанейро или даже Хельсинки – скорее всего, вам улыбнутся в ответ. Если же вы ни с того ни с сего улыбнетесь первому встречному в Москве, то он в лучшем случае резко отведет глаза в сторону, а в худшем вы услышите в ответ что-нибудь вроде: «Чё лыбишься?!»

Моя мама говорит, что люди в России перестали улыбаться в последние 20 лет, что улыбки на лицах уничтожены нищетой, борьбой за выживание, неуверенностью в завтрашнем дне, крушением надежд и убеждений. Она считает, что в советское время люди улыбались чаще. Я бы ей поверил, если бы не умел наблюдать за самим собой. Ведь я тоже очень редко улыбаюсь незнакомым людям, хотя не сильно озабочен борьбой за выживание, более-менее уверен в завтрашнем дне и, слава Богу, пока не испытал крушения надежд и убеждений. У меня есть квартира, машина, жена, дети, любимая работа – чего б мне не улыбаться? А вот не могу.

Как вам объяснить, дорогая Меган? Понимаете, чтобы незнакомым людям делиться друг с другом позитивными эмоциями, нужны какие-то устойчивые формы выражения этих эмоций. Вот если вам в Лос-Анджелесе незнакомый человек улыбнется, скажет «Hi!» и пойдет дальше – вы поймете, что он имел в виду. У него просто хорошее настроение, он решил с вами им поделиться и знает, как это сделать. Если же вы кому-нибудь скажете «Привет!» в Москве, то одарите этого человека не бодростью, а напрягом. Он еще минут двадцать пять будет думать о том, что же такое вы хотели сказать. То ли вы его знакомая, которую он уже не помнит, то ли сумасшедшая, то ли чего-то от него хотели, но он вовремя скрылся. А если вы скажете «Привет!» раз десять разным людям, то кто-нибудь из них обязательно напряжется настолько, что догонит вас и спросит: «Я не понял. Ну-ка поясни?» После этого желание говорить «Привет!» всем подряд исчезнет у вас самой.

Мы не улыбаемся не потому, что злые, а просто не знаем, как это сделать легально – так, чтобы тебя правильно поняли. Каждая беспричинная улыбка является для нас рискованным действием, а на риск люди идти не любят. У нас утеряны коды межличностного общения. Мы порой даже не знаем, как лучше обратиться к незнакомому человеку: товарищ? господин? гражданин? милостивый государь? девушка? женщина? мать? сынок? Что бы ты ни произнес, есть шанс, что тебя неправильно поймут. Поэтому остается единственный выход – какое-нибудь бездушное обращение типа: «На следующей выходите?!»

«Я нигде в мире не видала, чтобы люди были так мрачны»

Такой стиль общения – наименьшее зло, которое всех устраивает. В результате хмурость и неприветливость постепенно становятся признаком адекватности человека. Если кто-нибудь в лифте, метро, автобусе, поезде, в очереди смотрит сквозь вас, как сквозь пустое место, если не здоровается и не улыбается – значит, у него все нормально. Рядом с таким человеком можно быть спокойным. Улыбаются только те, у кого что-то не в порядке. Или с психикой («смех без причины – признак дурачины»), или с кошельком. Раз улыбается – значит, чего-то хочет. Какого хрена ему сейчас, в этом тесном вагоне улыбаться? Любой нормальный человек должен быть недоволен этой теснотой, а если эта теснота вызывает у него улыбку – значит, либо ненормальный, либо неискренний. Или вот я захожу в магазин – чего это продавщицы мне улыбаются? Им что – нравится здесь работать? Такого быть не может. Значит, либо здесь очень дорого, либо пытаются впарить плохой товар, пойду-ка я отсюда.

Мы вообще, Меган, очень боимся показаться друг другу неискренними. Это одна из самых сильных фобий русского человека. Мы считаем, что лучше честно нахамить ближнему, чем улыбнуться ему вашей поддельной американо-европейской улыбкой. Мы улыбаемся лишь самым близким людям и только по-настоящему. У нас даже проститутки своим клиентам не улыбаются. Заплатил? Пожалуйста – получай мое туловище, я эти деньги честно отработаю, но улыбки от меня не дождешься, улыбка – это от души, она не продается, ее заслужить надо.

Время от времени разные деятели искусств пытаются сбить нас с толку, привить нам идиотскую улыбчивость, песни хорошие сочиняют, напоминают, что «от улыбки хмурый день светлей», учат, как правильно поднять самому себе настроение: «Пусть вам улыбнется, как своей знакомой,// Вовсе даже незнакомый встречный паренек». Но все эти ухищрения помогают слабо. Между «хорошим настроением» и «искренним отношением» мы все равно выбираем второе. Хорошо это или плохо? Бог его знает.

Лично я всё чаще задумываюсь о том, что это плохо.

Я всё чаще начинаю сомневаться, что искренность первична, а улыбка вторична. Мне всё чаще начинает казаться, что человек сам хозяин своей искренности и даже вымученная улыбка значит больше, чем просто оскал зубов. Начнешь чаще улыбаться – и это станет естественным состоянием души. Пусть сначала американо-японо-европейской улыбкой. В конце концов, не такая уж она и ужасная. Я вот недавно летел на самолете немецкой авиакомпании и всё не мог понять – почему это мне не страшно и вообще настроение бодрое? Только во время посадки я вдруг понял – это оттого, что стюардессы все время улыбаются. Да, наверное, это у них профессиональная, трудовая улыбка – но она радует. И еще большой вопрос – насколько искренни наши хмурость и хамство. Иной раз схамишь кому-нибудь, а потом думаешь: «Зачем я это сделал? Ведь не хотел! А, ладно, проехали…»

Всё! Сей же час спускаюсь в метро и пытаюсь кому-нибудь просто так улыбнуться.

Спустился. Попытался. Не получилось. :) :) :)