Андрей Полонский Андрей Полонский Придет победа, и мы увидим себя другими

Экзистенциальный характер нынешнего противостояния выражается не только во фронтовых новостях, в работе на победу, сострадании, боли и скорби. Он выражается и в повседневной жизни России за границами больших городов, такой, как она есть, где до сих пор живет большинство русских людей.

0 комментариев
Глеб Простаков Глеб Простаков Новый пакет помощи может стать мягким выходом США из конфликта на Украине

После выборов новый президент США – кто бы им ни стал – может справедливо заявить: мол, мы дали Украине все карты в руки. Можете победить – побеждайте, не можете – договаривайтесь. Не сделали этого? Это уже не наши заботы.

14 комментариев
Сергей Миркин Сергей Миркин Запад толкает Украину на последнюю битву

Масштабное поражение украинской армии и стоящего за ней западного политикума и ВПК будет наглядной демонстрацией окончания доминирования Запада и станет важным фактором в изменении геополитического мироустройства.

13 комментариев
27 сентября 2007, 21:00 • Авторские колонки

Михаил Бударагин: Накануне

Михаил Бударагин: Накануне

Владимир Путин не случайно ввел в повседневную президентскую практику публичные выступления: этот жанр оказался самым удобным механизмом формулирования политической повестки.

Адресаты различного рода путинских обращений, будь то «большая» пресс-конференция, выступление в рамках того или иного мероприятия или послание к Федеральному собранию, воспринимают эти messages в зависимости от собственных представлений о том, что должен был сказать президент. Сам текст играет, скорее, дополняющую общую атмосферу роль.

В этом – исключительная странность, например, посланий Федеральному собранию: политическая элита страны (в особенности региональная) всегда лучше любого президента знает, что именно и как именно необходимо делать. Но сама «повестка» даже в этом случае остается неизменной. Те, кто ее не понимают, спинным мозгом чувствуют.

Послания – работают, и это, наверное, самая исчерпывающая их характеристика. Они работают во многом вопреки тому, что каждый принимает их как отражение каких-то собственных идей и целеполаганий. Дело в том, что послания – квинтэссенция здравого смысла в его нынешнем понимании.

В меняющемся мире сегодня остаются две константы, которые не удалось смять волнам новой сетевой революции: суверенитет и демократия

Встреча с участниками международного дискуссионного клуба «Валдай», а точнее ответы Владимира Путина на вопросы политологов, были еще одним подтверждением того, что именно здравый смысл является константой нынешней внешней и внутренней политики России. Не беремся судить, правильно это или нет, но факт налицо: Путин создал систему, функционирующую прежде всего в предельно спокойном, вне истерик и торжественных благоглупостей, режиме.

Последний раз подобное удавалось Александру III, не самому блестящему, но, без сомнения, самому осторожному и здравомыслящему русскому императору, которому чудом удалось приостановить маховик русского террора. Но главным в эпоху Александра III было ощущение наступающих перемен, ощущение неумолимо приближающегося XX века.

«Некалендарный» прошлый век начался августовскими пушками 1914-го, уже, конечно же, после смерти Александра, но и на его век хватило приближающейся грозы.

Когда на самом деле начнется «некалендарный XXI век», вряд ли возможно предугадать, но основные его приметы очевидны уже сегодня. Они подробно описаны в исследовании Александра Барда и Яна Зодерквиста «Netoкратия», а еще раньше предугаданы в знаменитом труде Маршалла Маклюэна «Галактика Гуттенберга. Становление человека печатающего». Как справедливо указывают Бард и Зодерквист, технологические изменения, необходимые для качественного скачка вперед (как изобретение книгопечатного станка), уже случились, но время для самого скачка еще не пришло. И, добавим, еще неизвестно, когда именно придет.

В меняющемся мире сегодня остаются две константы, которые не удалось смять волнам новой сетевой революции: суверенитет и демократия. Путин, продолжая рассуждения Владислава Суркова о суверенной демократии (впрочем, подчеркивая, что остается в стороне от дискуссии о термине), отстаивает последовательно и то, и другое. «Суверенитет – это очень дорогая вещь и на сегодняшний день, можно сказать, эксклюзивная» – лапидарное изложение всей российской внешнеполитической концепции. «Я не вижу никакого другого стабилизирующего страну инструмента, кроме как демократия и многопартийная система.

Мы не можем строить будущее России, связывая судьбу многомиллионной страны с одним человеком либо с группой лиц. А по-другому нам ничего не выстроить, если у нас не будет реальной, эффективно функционирующей многопартийной системы, гражданского общества, которое будет защищать и общество, и государство от каких-либо ошибок, от неправильных действий со стороны власть имущих. У нас другого пути нет» – это о политике внутренней. Тезис о многопартийности повторен Путиным дважды, и речь в данном случае идет не только о грядущих парламентских выборах, но и о судьбе отечественного парламентаризма в целом.

Все более чем просто: как только «Единая Россия» перестанет отвечать интересам большей части избирателей, на смену ей придет левоцентристская партия («Справедливая Россия» или организация, которой удастся победить эсеров на их поле).

Другие, проговоренные президентом тезисы, столь же очевидны: Россия должна быть независимым демократическим государством с инновационной экономикой.

Отстаивая суверенитет и демократию, Путин делает именно то, что подсказывает здравый смысл (фото: ИТАР-ТАСС)
Отстаивая суверенитет и демократию, Путин делает именно то, что подсказывает здравый смысл (фото: ИТАР-ТАСС)

Весь вопрос в другом: зачем? Ответы, лежащие на поверхности (a la «чтобы всем хорошо жилось, жнивье колосилось, а счастливые дети ели устрицы в кафе»), полной картины не отражают, хотя, конечно, спорить со «всем хорошим» мало кто возьмется.

Мир неизбежно меняется, и России эти изменения касаются ровно в той же мере, в какой и всех остальных стран. Формирование новой системы коммуникации, сетевой, принципиально отличающейся от нынешнего публичного типа высказывания, рано или поздно породит иной тип отношений между людьми, сообществами и государствами, и к этому времени Россия должна подойти во всеоружии. Отсюда – политика инноваций, нанотехнологий etc.

Сложностей здесь несколько. Во-первых, технологически Россия пока существенно отстает от США, Японии и даже Китая, так что форсированного штурма уже не получится: технологии меняются слишком быстро, поэтому сегодня невозможно «догонять». Да и изобретать велосипед теперь нет необходимости: его дешевле просто купить.

Во-вторых, рост нового интеллектуального сообщества возможен именно (и только) при демократии, при свободном рынке интеллектуальных услуг и ценностей, которые на самом деле вполне имеют свою, пусть и не так просто конвертируемую в рыночную, цену.

И, наконец, в-третьих, развитие новых форм государственности (и даже антигосударственности) начинается только в национальных государствах, а вовсе не в странах-сателлитах.

Сохранение суверенитета и демократии необходимо России не из любви к чистому искусству смыслов. Задача куда прагматичней и проще: за то время, пока и демократия, и суверенитет останутся актуальными, мы должны успеть переформатировать экономику, рынок труда, социальную сферу, т.е. создать то самое общество интеллектуального будущего. В противном случае Россия неизбежно окажется вне новой цивилизационной парадигмы. Пока еще всё только «накануне», пока еще есть время.

Отстаивая суверенитет и демократию, Путин делает именно то, что подсказывает здравый смысл: пытается в очень узком коридоре возможностей оставить России шанс преодолеть этот переход в неизбежность новой мировой интеллектуальной элиты. К счастью, сроки этого перехода постоянно откладываются. К несчастью, предугадать их невозможно.

..............