Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

0 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

12 комментариев
Глеб Простаков Глеб Простаков Запад судорожно ищет деньги на продолжение войны

Если Россия войну на Украине не проиграет, то она ее выиграет. Значит, впоследствии расплачиваться по счетам перед Москвой может уже не Евросоюз с его солидарной ответственностью, а каждая страна в отдельности и по совокупности неверных решений.

10 комментариев
8 декабря 2006, 23:03 • Авторские колонки

Игорь Манцов: Импозантные, но мутные

Игорь Манцов: Еле купил билет на «Лабиринт Фавна»

Игорь Манцов: Импозантные, но мутные

Отправился на «Лабиринт Фавна» Гильермо дель Торо и еле-еле купил билетик на дневной сеанс! Картину, что называется, пропиарили: искренний восторг отечественных рецензентов, зал полон. Требуется разобраться.

Между прочим, фильм дель Торо был в конкурсе последнего Каннского фестиваля и ничегошеньки там не получил. Впрочем, участие в Каннском конкурсе – само по себе знаменательное событие, достаточная награда. А давать призовые «Пальмовые ветви» было и в самом деле не за что, хотя работа любопытная. Но сначала о телевизоре.

Приготовился смотреть по «Культуре» беседу Святослава Бэлзы с композитором-песенником Александром Зацепиным. Зацепину 80 лет, но выглядит он примерно на 60. Зацепин – несомненный гений популярной музыки, поэтому меньше всего хотелось получить от него традиционную обойму воспоминаний о Гайдае. Хотелось услышать иное: каким образом достигается качество, то бишь выдается на-гора здоровая эмоция, каким образом всего за три-четыре минуты мастеру удается развитие музыкального материала с полноценной драматургией, что думает маэстро про категорию «время» и про категорию «структура». Выяснилось, кстати, что маэстро и думает про это, и умеет про это говорить, но…

Импозантный Бэлза уничтожает саму идею качественного разговора, не давая зацепинской мысли развернуться, решительно переводя разговор в русло бытовых анекдотов

К моему безграничному удивлению, Святослав Бэлза упорно не давал Зацепину касаться чего-либо существенного. Бэлза спрашивал о том, о чем все заинтересованные лица знают и без него. Банализировал, банализировал и банализировал. Сдержанный, скромный Зацепин корректно шел за вопросами интервьюера: в миллионный раз излагал историю создания песни «Остров невезения» с историей вырезанного из «Бриллиантовой руки» ядерного взрыва, соглашался, что действительно в жизни Гайдай очень мало смеялся.

Однако иногда пламенное сердце композитора не выдерживало, и тогда он начинал выруливать на свое профессиональное. Глаза Зацепина загорались, он становился по-настоящему интересным: «Когда я учился в Алма-Атинской консерватории, мой педагог Евгений Брусиловский говорил: «Вот, смотри, здесь у тебя одна нота соль, потом вторая нота соль, а совсем рядом еще и еще. Семь соль в коротком временном промежутке! Они приедаются слушателю, получается слишком однообразно…» – «Но я компенсирую все это разнообразием гармоний!» – «Нет, главное – мелодия. Добивайся, чтобы ноты не повторялись так часто, делай интересную мелодию, делай неожиданности, а гармонии – это потом, во вторую очередь!»

То есть Зацепин на свой страх и риск переводит разговор на иной качественный уровень, Зацепин взыскует смысла. Но не тут-то было, импозантный Бэлза уничтожает саму идею качественного разговора, не давая зацепинской мысли развернуться, решительно переводя разговор в русло бытовых анекдотов: «Я читал, что получить квартиру в Москве вам помогала Александра Николаевна Пахмутова, так ли это?» Господи помилуй, ну раз читал, значит так оно и есть! Зацепин уныло подтверждает то, в чем ведущий не сомневался. Таким образом подрывается сама идея продуктивного диалога. Вопрос уже содержит ответ. С таким же успехом можно было бы обращаться к фотопортрету, надобности в живом Зацепине – никакой.

Это, конечно, край, и это, безусловно, гуманитарная катастрофа! Ведь, казалось бы, Святослав Бэлза – продвинутый интеллектуал, человек в теме, сам бог велел ему говорить на канале «Культура» о вещах сущностных, а не о банальных. Бог-то велел, но Бэлза не захотел.

Для меня беседа стала шоком. Иные сограждане обижаются на Петросяна, иные на партию и правительство, а третьи еще и на американских империалистов. Между тем подлинная причина многих и многих проблем – в постсоветских интеллигентских головах. Попирают смысл когда и где только возможно. Поскольку никакого реального рынка и никакой эффективной конкуренции нет, все те, кто пробрался на более-менее руководящие посты, почивают на лаврах аж с перестроечных времен. Сон разума. Никому ничего не надо, «хорошо сидим-с». Единственная внутренняя задача – понижать общий уровень, банализировать все и вся, ибо если общий уровень нулевой, то на социальный престиж будут работать «костюмчик» и обеспеченная этим самым костюмчиком «импозантность». Презираемый нашими интеллектуалами Петросян – да это же их, постсоветских интеллектуалов, незаконнорожденный отпрыск.

Сплошные подмены с нелепыми фигурами умолчания. Безвременно умирает замечательная актриса Любовь Полищук. Дело доходит до абсурда. В одной из телепередач говорится: «Был в творческой биографии Полищук фильм, где она снялась вместе с мужем…», и даже дают пару кадриков, а название картины упорно не говорят, типа стесняются, типа упоминание фильма автоматически понизит статус актрисы в глазах нашей прогрессивной общественности. Но я-то помню, что фильм называется «День святого Валентина», а сделан он сценаристом и режиссером Анатолием Эйрамджаном, у которого Любовь Полищук снималась постоянно. В одном из газетных откликов на смерть актрисы упоминаются их совместные работы начала 90-х, но при этом с чувством нескрываемого высокомерия говорится: «Тогдашним зрителям эти картины нравились…» Типа картины-то дерьмовые, спишем успех этих картин на смутные постсоветские времена.

Александру Зацепину 80 лет, но выглядит он примерно на 60
Александру Зацепину 80 лет, но выглядит он примерно на 60
Анатолий Эйрамджан – очень важная фигура наших 90-х. Его фильмы бесконечно вульгарны, но при этом социокультурно точны, с профессиональной точки зрения виртуозны, требуют поэтому серьезного разбора. Я пытался написать про него в серьезные киноиздания, однако все мои попытки с вежливыми улыбками пресекались: дескать, понимаем, что весьма небессмысленная продукция, однако же низовая культура, слишком низовая, и нас могут неправильно понять…

«Ах, боже мой, что станет говорить княгиня Марья Алексевна!»
Позвольте, но князьев у нас давно нет, зато продекларирован «рынок», а Эйрамджан – единственный кинорежиссер, работавший в подлинно рыночном режиме и добившийся в этом смысле невероятного успеха. Во второй половине 90-х каждую неделю в сетке наших телеканалов было не менее трех-четырех его гипермалобюджетных работ. А один раз – и я это помню, помню – этих работ было целых семь. Представляете, семь разных фильмов одного режиссера на семи каналах и в один вечер, абсолютный рекорд! Да он же один работал за всю нашу кинематографию, Эйрамджан – герой соцтруда. Он единственный внятно пытался рассказывать стране про нее саму.

Мизерный бюджет, несколько любимых актеров, очень-очень грамотно сколоченный сценарий с непременными перцем и клубничкой, а также со вкусными диалогами и с попаданием в нерв смутной эпохи – вот приметы эйрамджановского стиля. «Бабник», «День святого Валентина», изумительный «Ночной визит» с Михаилом Державиным и Татьяной Васильевой, многое другое – это, конечно, треш, но одновременно это грамотная, обеспеченная недюжинным профессионализмом жатва на ниве масскульта. Однако разбираться с Эйрамджаном, учиться у него или отталкиваться от его несомненных открытий «неприлично». Наша постсоветская жизнь может быть сколь угодно вульгарна, но говорить про нее на языке адекватных художественных образов нельзя. Великую жанровую актрису Любовь Полищук проигнорировать трудно, но замолчать название любопытнейшей жанровой картины «День святого Валентина» – можно, «легко». «Княгиня Марья Алексевна» останется довольна, разрешит поцеловать ручку на очередном провинциальном рауте.

«День святого Валентина» – блестящая вариация на тему «Хрущевка, ее обитатели и их нравы во внезапно изменившемся, в постсоветском мире». На деле это тонкий и достаточно глубокий социокультурный анализ с хорошим чувством ритма, с незаемным дыханием и с виртуозными актерскими работами Полищук, Панкратова-Черного, Щербакова, Кокшенова. Это не импозантное кино, боже упаси, это здоровое варварство, кино честное и живое. Не фальшивка, но подлинник. «Грамотные» морщатся, брезгуют. Не хотите – как хотите. Скоро все будем очень хорошо одетыми и мертвыми.

…И все-таки Гильермо дель Торо с «Лабиринтом Фавна». Оценил мексиканского режиссера пару лет назад, посмотрев его блестяще выполненную картину «Хеллбой: герой из пекла», снятую в США по мотивам знаменитого комикса Майка Миньолы. В 2002-м запомнился любопытный, хотя и сильно уступающий «Хеллбою» «Блейд-2», также сделанный в Голливуде. Этим американским работам сопутствовали неплохие бюджеты: 55 млн. долларов на «Блейде-2», 70 млн. долларов на «Хеллбое». «Лабиринт Фавна» снимался в Испании, основывается на материале испанской гражданской войны середины прошлого столетия. Бюджет примерно 14,5 млн. долларов, то есть на порядок меньше. «Лабиринт Фавна» – попытка сделать авторское кино, временное бегство из Голливуда, многое поэтому видно.

Во-первых, видно, какое большое значение для кино имеет технология. «Блейд-2» и «Хеллбой» сделаны упруго, без единого провисания. Ни одной невыразительной секунды, ни одного невыразительного кадрика. Ракурсы и актерские реакции на события считываются однозначным образом, моментально. Жанровое кино – это легко опознаваемые ходы и смыслы, никаких зон неопределенности, никаких недоговоренностей. Жанровое кино – материализованный общественный договор всех со всеми. Большие бюджетные деньги употребляются там на создание общеупотребительной социальной мифологии.

В «Лабиринте Фавна» имеем того же самого режиссера, однако денег теперь недостаточно, вдобавок нет в деталях проработанной мифологии англосаксонского типа и нет безотказной технологической машины. Теперь дель Торо не удается подчинить все компоненты картины своей художественной задаче: иные кадры выпадают, иные секунды провисают, а иные актеры не транслируют внятных смыслов. С актерами тут отдельная большая проблема, по-хорошему выразителен только исполнитель роли капитана Видаля, все же остальные элементарно недотягивают, остальные – блеклые.

 Кадр из фильма «Лабиринт Фавна»
Кадр из фильма «Лабиринт Фавна»
Когда кончился Советский Союз? Когда потерял способность внятно разговаривать. Допустим, позднесоветское кино – это ни бе, ни ме, ни кукареку. Серая гамма, периодические унылые зарисовочки, потеря сюжетной упругости. В понедельник на президентских выборах в Венесуэле победил Уго Чавес. Этот активный человек весьма и весьма симпатичен. Отдельную симпатию вызывают его выпады против США. Латиноамериканские социалисты намереваются эмансипироваться от соседа-гегемона, прекрасно! Возникает один-единственный вопрос: каким образом? Есть ли у Венесуэлы, у Южной Америки в целом отдельная социокультурная политика, есть ли независимая мифология и соответствующий набор образов? В какую сторону они хотят развиваться? Пока у Советского Союза была некая альтернативная образность, он вполне устойчиво держался. Но едва кончилась, едва обнаружила свою недееспособность – СССР рухнул.

На голливудской территории мексиканец дель Торо был совершенно неотличим от добротного американского постановщика. Но когда он попытался сконструировать фильм на некий свой лад, обнаружилась мифологическая нищета. Он хочет оставаться испаноговорящим, но в то же время желает изъясняться на конвертируемом, на всюду понятном языке современного англосаксонского масскульта. В результате там и сям виднеются шовчики с дырочками. Пару раз девчонки за моей спиной засмеялись: «Ну прямо как в индийском кино!» Девочки – умницы. Их покоробило именно тогда, когда дель Торо попытался соединить одну поэтику с другой. Девчонки обозвали этот внеэстетичный шов на своем языке: «Как в индийском кино». Иначе говоря, неорганичная эклектика. Одно слово – Болливуд.

В фильме два плана. От лица Большой Истории представительствует последователь генерала Франко злобный фашист капитан Видаль. 1944 год, франкисты не на жизнь, а на смерть борются с засевшими в лесах партизанами-социалистами. Неслучайно Видаль носится с карманными часами, которые когда-то принадлежали его отцу, погибшему на Первой мировой офицеру. Отец разбил часы в минуту гибели, чтобы сын узнал точное время его смерти. Капитан Видаль починяет часы и таким образом запускает историческое время по новой. Итак, История – это Мужское.

Второй план картины – внутренний мир двенадцатилетней девочки Офелии, падчерицы Видаля. После смерти мужа, портного, который обшивал Видаля, мама Офелии выходит замуж за властного капитана-франкиста и беременеет от него. Офелия ненавидит отчима и безостановочно сочиняет себе альтернативную биографию, которая располагается на территории безвременья, в мифологическом измерении. Половина фильма – внутренний девчоночий монолог. Офелии кажется, что ее подлинный отец – некий король-волшебник и что ей назначено, вернувшись ценою сказочных приключений на престол, царствовать долго, счастливо и справедливо. Итак, мутная языческая мифология – это Женское, а точнее, девчоночье, подростковое.

Таковы объективно существующие взаимонаправленные потоки, и дель Торо работает с ними неточно! Субъективно автор на стороне девочки и партизан-социалистов. Однако капитан Видаль получился у него куда более живым и художественно убедительным. В пользу Видаля свидетельствуют и весьма сильный актер, и более-менее прописанная драматургическая характеристика. Напротив, его противники неинтересно сыграны и совсем уже неинтересно выписаны. Мужик, который мечтает о сыне, помнит о своем долге и не боится смерти, воин, чьими усилиями осуществляется История, – вот каким получился капитан Видаль в «Лабиринте Фавна». Порою кажется, что Видаля оклеветали!

И, напротив, маловыразительная девочка Офелия верит каждому зверю, запросто якшается с мутными чудовищами, культивирует оккультизм, чем фактически толкает беременную маму на гибель, наконец, безо всяких мотивировок по наущению чудовищного Фавна похищает едва родившегося младенца у капитана Видаля.

Офелия – это туман, это «детски-бабское». Склонность к мистике, помноженная на невоцерковленность, дают безответственность с духовной неосторожностью. Дель Торо путается, структура его фильма донельзя противоречива. Хочется быть взрослым и оригинальным, хочется дистанцироваться от всесильной Америки, а на деле получается винегрет и местами талантливый, местами претенциозный индивидуальный психоз. Никогда такому фильму не удастся победить ни на Каннском фестивале, ни в мировом прокате, ни в истории искусств.

В финале дель Торо вроде бы разоблачает Фавна в качестве провокатора, в качестве беса, который, поигрывая ножичком, требует от девочки ребеночка для жертвоприношения. Девочка категорически отказывается пожертвовать мальчиком, и в этот момент подоспевший Видаль, отобрав сына, выпускает в Офелию пулю. Перед смертью девочка успевает доиграть внутренний спектакль, досказать свой внутренний монолог. Ей представляется некое большое светлое здание, внешне напоминающее католический храм, но безо всякой христианской символики. Девочку радостно встречают восседающие на троне Отец и Мать с младенцем на руках, из-за трона выглядывает тот самый Фавн, осуществлявший провокацию с жертвоприношением, чтобы, как выясняется, испытать девочку-принцессу на вшивость. Что это, кто это, где это?? Важно понимать, что в аутентичных голливудских картинах никогда не остается недоговоренностей подобного рода: «да – нет», «плюс – минус», «добро – зло», никакой межеумочности.

Итог. Мистическая одаренность малолетней героини несомненна, ее путь от невменяемого язычества к жертвенности и предощущению христианской идеи очевиден. И все-таки ни ясности, ни цельности не случилось. Речь сбивчивая, путаная. Шум в голове. Исторический тупик. А зато часы капитана Видаля идут. Есть о чем задуматься и мексиканскому режиссеру Гильермо дель Торо, и венесуэльскому президенту Уго Чавесу.

..............