Вадим Пономарев: Гениальный «Безондерс»

Пластинка настолько сильно выделяется из общего потока нынешней рок-музыки, что стоит подробнее разобраться в причинах и следствиях феномена озвучивания обэриутов и футуристов начала двадцатого века.

Альбом «Безондерс» имеет смысл сравнивать с вышедшим в 1995 году альбомом «Жилец вершин». Пропетые-проговоренные хриплым голосом Алексея Хвостенко медиумические тексты Велимира Хлебникова органически легли в канву музыкальных интересов Леонида Федорова.

Пришептывания, вскрики, скрипы, монотонно повторяемые кварты – все походило на возвращение древнего мертвого языка потомков.

Нынешняя пластинка воследует традициям «Жильца вершин». Только новым объектом восстановления стал иероглифический язык Александра Введенского.

Федоров взял его тексты бережно и еще раз подтвердил удивительную певучесть ломкого непростого языка обэриутов. И понятно, отчего она взялась. Тексты Введенского совершенно лишены по воле автора интонации, орального императива, человечности.

Так чувствовал поэзию Введенский.

Слог Введенского состоит из классических архетипов, которым отдана абсолютная самоценность

С проявлением музыкальной формы объем стиха восстанавливается. И человечность вдруг обретает язык, и это язык наблюдателя. Бесстрастный, безэмоциональный, но – язык.

Судьба Александра Введенского трагична. Он родился в 1904 году в Петербурге, еще в школе начал писать стихи. Поступает на юридический факультет Петроградского университета, затем переводится на восточный факультет, после чего вовсе бросает.

Работает на каких-то случайных работах, но все интересы – в литературе. Становится вместе с Хармсом основателем «ОБЭРИУ» (Объединение Реального Искусства), разгромленным в 1930 году. В 1931 году его судят за вредительство и отправляют в ссылку на три года.

Затем он вступает в Союз писателей, пишет массу детских стихотворений и свои лучшие произведения (неизданные даже в самиздате), переезжает в Харьков. В 1941 году при приближении фашистов к Харькову Введенского арестовали якобы за попытку дождаться немцев.

Место и время смерти Введенского точно неизвестно – то ли умер в тюремном поезде от дизентерии, то ли застрелен конвоем.

Основываясь на классической поэзии, Введенский разработал технику мертвого языка. Тесная дружба с Даниилом Хармсом повлияла на поэтический язык Введенского, однако он остался самостоятелен в своих творческих изысканиях.

Он рассуждал так: «Я посягнул на понятия, на исходные обобщения, что до меня никто не делал. Этим я провел как бы поэтическую критику разума – более основательную, чем та, отвлеченная. Я усомнился, что, например, дом, дача и башня связываются и объединяются понятием здание. Может быть, плечо надо связать с четыре. Я делал это на практике, в поэзии, и тем доказывал. И у меня основное ощущение бессвязности мира и раздробленности времени. А так как это противоречит разуму, то значит, разум не понимает мира» («Разговоры» Л.Липавский, 1933–1934 гг.).

Слог Введенского состоит из классических архетипов, которым отдана абсолютная самоценность, – дом, вода, звери, люди, животные, птицы, огонь. Отсюда нарочитая «бедность языка». Существительные как созвучие стихий, глаголы – как векторы стихий:

Слог Введенского состоит из классических архетипов, которым отдана абсолютная самоценность

Я хожу вокруг гроба.
Я гляжу вокруг в оба.
Эта смерть – это проба.
Бедный молится хлебу.
Медный молится небу.
Поп отслужит тут требу.

Леонид Федоров вместе с вдохновенным контрабасистом Владимиром Волковым воссоздали диалог стихий. Диск «Безондерс», вобравший девять текстов Введенского, полон животных шумов, бульканий, стихийной акустической физиологии. Растягивание и сжимание – тот принцип поэзии Введенского, который взяли за основу Федоров и Волков.

«Шопошин А шопошин АА шопошин А шопошин АА»– скандирует Федоров, и голос его утопает в вязкой субстанции Первоначального Звучания, воссозданного ансамблем OPUS POSTH п/у Татьяны Гринденко и белым шумом контрабаса Волкова. Синтезаторы и миди-процессоры нужны Федорову именно в этом качестве – создание первобытной естественной акустики.

Звуковая среда окутывает ярко светящиеся иероглифы образов Введенского и теряет уходящие во тьму тени от них. Мелодический талант Федорова укладывает слог в колыбель речевой функции. Непроизносимые слова можно пропеть, и к ним возвращается человеческое измерение и антропоморфность. «Мне страшно, что я неизвестность, мне жалко, что я не огонь» – в круге света еще различаются черты, но ни на секунду мы не забываем о тьме за пределами круга.

Первобытный ужас остается за чертой освещенного костром сознания, но ветер задувает в привычный стройный гитарный бой потусторонние шумы. И вот уже кажется, что у спокойно пропеваемой мелодии проявляется метафизическое измерение, и весь ужас состоит как раз в этом спокойствии пропеваемой мелодии.

А на заднем фоне – омут из бессвязных человеческих голосов, топота барабанов и шуршаний насекомых.

Леонид Федоров сконструировал песни из тишины.

При том что собственно тишины в них как раз нет. Естественная тишина всегда наполнена шуршаниями и тресками веток. Аккомпанемент голосу составляет именно та звуковая палитра, что более всего может быть названа пьесой тишины.

Смычок Волкова тянет из контрабаса прозрачные басы ветра. Иногда Волков берется за виолу де гамбо, и снова шуршат стихийные россыпи триолей и тресков. Синтезаторы неторопливо перебирают ноты, иногда надолго задерживаясь на одной-единственной, и вновь шагают малыми секундами совсем человеческими шагами.

Жизнь дана в украшенье.
Смерть дана в устрашенье.
Для чего ж разрушенье.

На презентации альбома «Безондерс» в ЦДХ яблоку было некуда упасть. Приемы оркестрового диалога интересно наблюдать вживую. Волков играет пассаж на флейте, ему отзывается Федоров на ноутбуке. Федоров словно выносит звук из своих вибраций. Он молчит, но звук уже идет – это видно по Федорову.

Оба музыканта вынесли по пачке ароматических палочек и зажгли их. Ароматы сандала потянулись в зал. Иногда Федоров надевает на себя шапочку для сауны и совершенно закрывает ею лицо. Пока Федоров меняет порвавшуюся гитарную струну, Волков заполняет паузу вдохновенной импровизацией – и это самоценный концертный номер высочайшего уровня.

Фактически Леонид Федоров придумал «авангард с драйвом».

Два альбома, выпущенные в 2005 году – «Таял» и «Безондерс», стали полем полистилистических экспериментов. Однако внутри экспериментов образовались свои хиты и даже, не побоимся этого слова, шлягеры.

Удивительно умение лидера «Аукцыона» превращать в запоминающиеся драйвовые хиты самые сложнейшие композиции. «Бен Ладен» из альбома «Таял» и «Немцы» из «Безондерс» включают в себя элементы массовой культуры и вполне перевариваемы ею.

Уже сейчас можно назвать эти обе пластинки величайшим прорывом в новом роке нового века. Наверняка открытия Федорова и Волкова разойдутся в адаптированном виде по множеству альбомов коммерческого рока и модерн-джаза. И нет выше признания для любого авангардиста.

А Федоров двинется вперед. И трудно даже предугадать его следующий шаг.